Катерина Ковалева

Почему-то при выборе высшего образования совершенно не учитывается его длительность. Я имею в виду необходимую длительность для поставленных задач. Я вижу сейчас кучу родительских сомнений, и там все, что угодно. И таланты ребенка, и бюджет, и сложность поступления, но нет длительности. А ведь это очень важный параметр. Даже если выкинуть из уравнения прискорбный факт, что все может измениться в любой момент, мы здесь все живем под этим топором, все равно его необходимо рассматривать.

Для большинства коммерческих и административных карьер бакалавра будет достаточно. Но для некоторых должностей уже нужен магистр. А для некоторых путей нужна кандидатская или MBA.

Длительность образования определяется силой экспертов в данном поле.( Read more... )

‘Bullshit Jobs’ Гребера перевели на русский. Скоро выйдет. Назвали хорошо — «Бредовая работа».

Я писала про нее:
https://kovaleva.livejournal.com/423659.html

У нежно любимой мной Мейв Бинчи есть рассказ о девушке Пат, которая приезжает работать в Лондон и ищет себе комнату. И буквально сразу находит объявление о квартире, где уже живут две девушки. Условия кажутся почти идеальными: большая чистая квартира, хороший район, умные приятные соседки. Одна из них перенесла полиомиелит и передвигается в инвалидном кресле. Она же готовит на всех изысканные ужины и за это не вносит свою плату за еду. Предшественница Пат как раз уехала и из любви к ним оставила всю свою мебель. Пат въезжает туда со своей мебелью (ремарка: в Англии человек с хорошей мебелью — это человек такого же статуса, как у нас человек с собственной квартирой), все кажется прекрасным, однако что-то беспокоит. Например, домой нельзя звонить. Можно звонить только другой соседке на работу, а уж она доставит сообщение в квартиру. Хотя телефон там есть. А мебель Пат была объявлена миленькой, но не имеющей ценности, и размещена по всей квартире. А еще соседки очень расстраиваются, если Пат куда-то идет вечером. Например, в театр. Зачем? Ведь дома так хорошо.
( Read more... )

Вторая часть мерлезонского балета (вот первая, про книгу "Общепит. Микоян и советская кухня"). Коммуникативные инструменты партийных управленцев.

Помимо телефонных разговоров и личного разбора полетов в ходу были телеграммы, письма и телефонограммы. Сами по себе эти инструменты не так интересны, хотя при слове «телеграмма» я сразу вспоминаю замечательный музей Центрального телеграфа и продолжаю надеяться, что он откроется. Но когда посмотришь на содержание, то от параллелей хочется смеяться и плакать.
( Телеграммы, письма, телефонограммы... )

В книге Ирины Глущенко «Общепит. Микоян и советская кухня» есть две шикарные вещи: это описание коммуникативной среды партийного руководства в 30-е годы (спойлер: ничего не изменилось; напишу про это в отдельном посте) и история появления советской кухни.

Советская кухня в том виде, в каком мы ее знаем, действительно состоит из двух несовместимых элементов. Есть еще и третий, майонезный, но он нарос в 90-е и не может считаться советским, так что его вычеркиваем. И раньше я не думала, что у них есть настолько конкретные вдохновители, что на каждом можно ставить копирайт.
( Read more... )

Дивное интервью с исследователем общения человека и машины.

http://nkrylnikov.com/khonineva_interview/

Под катом два выдающихся фрагмента.
( Read more... )

В книге Кирилла Кобрина «Шерлок Холмс и рождение современности» было два наблюдения, от которых у меня на пару секунд сбилось дыхание. Оба имеют отношение к запараллеливанию Викторианской Англии с поздним Советским Союзом. Эти связи кажутся абсурдными по логике, но верными на уровне ощущений. И действительно, каждый раз, когда ко мне в руки попадает викторианский или даже псевдовикторианский роман, у меня возникает чувство, что наступили те самые летние каникулы.

Первый момент — это короткая врезка с воспоминаниями автора о том, как он в детстве читал Шерлока Холмса. «Получается, что юный советский читатель имел все шансы войти в этот мир и стать своим — несмотря на то, что он совершенный чужак, потомок случайно выживших в кровавой бане людей. Мир, к которому этот ребенок принадлежал, позднесоветский мир, был в какой-то степени похож на Викторианскую эпоху — иллюзорной устойчивостью, инерцией, ханжеством, надежной рутиной. Где-то там, в небесных сферах, один из архетипов отвечал разом и за Бейкер-стрит в Лондоне 1889 года и за проспект Кирова в городе Горьком 1977-го. Перед нами идеальное условие подлинного интереса — когда объект совершенно чужой, но в нем угадываются структуры своего. Не детали, нет — они чаще всего вводят в заблуждение, — а именно структуры, скелет, каркас».

А второй связан с жесткими представлениями Викторианского мира о достойных занятиях.( Read more... )

Лентой принесло сообщество свидетелей русского нет, праздник национальной трансцендентности. На мой вкус, этой идее немного не хватает структуры, хотя, возможно, она ей и противопоказана. Но фактура совершенно сумасшедшая. Вот, например, о чем они говорят: «Русское Нет – это приглашение к поиску неизъяснимо близкого истока всех русских вещей, бескрайнего континента русских снов, который предшествует яви и определяет все русские реальности. Это Нет не говорится кому-либо конкретному или множеству конкретностей. Нет обращено ко всем, и даже больше чем ко всем, и при всём том, не является отрицанием, а напротив, представляет собой невыразимую форму всеутверждения».

На самом деле все это про общение с чем-то огромным, неведомым и в общем-то равнодушным к тебе лично. Вероятно, с подобными вещами сталкиваются те, кто иррационально любит море. Посмотрев в бездну, уносишь с собой кусочек и навсегда остаешься с ощущением, что в обычном мире ему не место, и, наверное, стоило бы вернуть обратно. Что невозможно, потому что бездну не интересуют такие мелочи. Когда она хочет, она забирает все целиком.

https://vk.com/public35366094
https://swamp-lynx.livejournal.com/465867.html

Все чего-то так возбудились на рокфор. Почти никто его не помнит. Пошла я погулила. Ага. Вот в чем дело. Наши сыроделы научились его делать в конце 70-х. Стоил он 3,40 за кило. Примерно совпадает, в начале 80-х я его и покупала. Был снят с производства, потому что народ не оценил. А еще у нас, оказывается, был камамбер. Его постигла та же судьба.

Неприятная особенность такого общения была в том, что оно никак словесно не оформлялось. Не было никаких внятных инструкций ни в какой форме. Правильную для каждого случая схему нужно было считать из реальности, а книги и кино часто нужно было понимать или наоборот, или под углом. Короче, мы большие мастера жить в параллельной искусству реальности. И не очень-то это изменилось.

Мы тут на днях обсуждали, какие наши книги дать иностранцу, чтобы он понял, как мы живем и что думаем. Штука в том, что их нельзя дать просто так. К ним нужен расширенный культурный комментарий, чтобы хоть чуть-чуть стало ясно, как та или иная книга у нас функционирует. Нельзя сказать, что мы не любим книги. Мы любим. Мы только особенным образом их читаем, трактуем и переселяем в жизнь.