Социология литературных вкусов
May. 22nd, 2020 01:05 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kovalevaПосмотрела лекцию Михаила Соколова «Социология литературных вкусов». И это прекрасно. Если коротко, то идея Бурдье о том, что смысл существования элитарной литературы в создании непреодолимых границ между элитой и неэлитой, это правда, но не вся. Как обычно, есть нюансы.
У лекции шикарное начало. Михаил Соколов так сразу и говорит: «Звать социологов на книжные фестивали — это примерно то же самое, что звать поваров мясного цеха выступать на съезде кришнаитов. Может быть есть тайная надежда их каким-то образом перевербовать и завербовать в свои ряды, но сама природа социологического интереса оскорбляет чувства верующих в значительную культурную ценность [литературы]».
Дальше он постоянно возвращается к исследованию, которое им удалось провести на материале формуляров библиотек. Нет, неправда, что туда ходят только бедные пенсионеры. Да, правда, что все население так не охватишь, но результаты, тем не менее, интересные. И вообще это количественник. Ничего подобного ни с музыкой, ни с кино у нас не проводилось.
Все не так, как кажется. Действительно есть определенное разделение между выбором людей со средним и высшим образованием. Но даже предпочтения внутри интеллигенции отличаются от конвенциональных. Например, достаточно много шансов, что и врач, и медсестра будут одинаково любить Донцову. А вот писатель и переводчик однозначно ее любить не будут. Схема распределения книжных предпочтений по профессиям прилагается в скриншоте. Книги, которые участвуют в этой схеме, — это те, которые люди реально берут в библиотеках. Поэтому там такая компания: Маркес, Пушкин, Донцова, Бушков, вот такой дружный коллектив.
Про любовь книгам. Любовь и нелюбовь к книгам у нас интерпретируется на основе всех прочитанных книг. Например, начитанный человек и переводчик Пруста может себе позволить не любить Достоевского. И ему ничего не скажут. Но человеку, читавшему мало, обязательно выразят «фе», потому как на малом читательском бэкграунде человек не имеет права не любить Достоевского. Не дорос. [И это ужасно смешно].
Про дифференциацию. Очень интересно, что среди людей со средним образованием выбор книг четко гендерно дифференцирован. А среди людей с высшим — нет. [Что косвенно говорит о слабых перспективах феминизма у нас: где мог, он уже победил, а где не победил, у него нет шансов]. То же самое касается и возраста. На территории высокого вкуса нет таких ярких возрастных различий, чем на территории низкого. И тут необходимо упомянуть, что ряд вещей со временем благополучно перемещается из области низкого вкуса в область высокого, что, собственно, и произошло с Достоевским. Писатель, который в свое время отвергался многими из-за заигрывания со скандальными сюжетами, сейчас входит в школьную программу.
И еще. Гипотеза, что молодые люди не будут ходить в театры, потому что театры бедные и актеры бедные, и зачем нам такие лузерские модели, не подтвердилась даже в 90-е годы. Те, кто ходили, продолжили ходить. Вообще последние десятилетия показали, что ни драматический театр, ни классическая музыка ничего не потеряли и ничего не приобрели.
И последнее. Люди воспроизводят некий культурный паттерн вне связи со своим социальным положением и доходом. Если они начали его воспроизводить, то они и продолжают. Хотя определенные возрастные пики заметны у многих. Люди уделяют много времени и внимания культурному досугу в молодости. Потом они женятся [«уходят победителями с брачного рынка» — ах, какая формулировка], находят работу, заводят детей, и возвращаются к культуре, только когда их дети достигают правильного возраста, а потом интерес снова падает. [И вот это ужасно грустно].
У лекции шикарное начало. Михаил Соколов так сразу и говорит: «Звать социологов на книжные фестивали — это примерно то же самое, что звать поваров мясного цеха выступать на съезде кришнаитов. Может быть есть тайная надежда их каким-то образом перевербовать и завербовать в свои ряды, но сама природа социологического интереса оскорбляет чувства верующих в значительную культурную ценность [литературы]».
Дальше он постоянно возвращается к исследованию, которое им удалось провести на материале формуляров библиотек. Нет, неправда, что туда ходят только бедные пенсионеры. Да, правда, что все население так не охватишь, но результаты, тем не менее, интересные. И вообще это количественник. Ничего подобного ни с музыкой, ни с кино у нас не проводилось.
Все не так, как кажется. Действительно есть определенное разделение между выбором людей со средним и высшим образованием. Но даже предпочтения внутри интеллигенции отличаются от конвенциональных. Например, достаточно много шансов, что и врач, и медсестра будут одинаково любить Донцову. А вот писатель и переводчик однозначно ее любить не будут. Схема распределения книжных предпочтений по профессиям прилагается в скриншоте. Книги, которые участвуют в этой схеме, — это те, которые люди реально берут в библиотеках. Поэтому там такая компания: Маркес, Пушкин, Донцова, Бушков, вот такой дружный коллектив.
Про любовь книгам. Любовь и нелюбовь к книгам у нас интерпретируется на основе всех прочитанных книг. Например, начитанный человек и переводчик Пруста может себе позволить не любить Достоевского. И ему ничего не скажут. Но человеку, читавшему мало, обязательно выразят «фе», потому как на малом читательском бэкграунде человек не имеет права не любить Достоевского. Не дорос. [И это ужасно смешно].
Про дифференциацию. Очень интересно, что среди людей со средним образованием выбор книг четко гендерно дифференцирован. А среди людей с высшим — нет. [Что косвенно говорит о слабых перспективах феминизма у нас: где мог, он уже победил, а где не победил, у него нет шансов]. То же самое касается и возраста. На территории высокого вкуса нет таких ярких возрастных различий, чем на территории низкого. И тут необходимо упомянуть, что ряд вещей со временем благополучно перемещается из области низкого вкуса в область высокого, что, собственно, и произошло с Достоевским. Писатель, который в свое время отвергался многими из-за заигрывания со скандальными сюжетами, сейчас входит в школьную программу.
И еще. Гипотеза, что молодые люди не будут ходить в театры, потому что театры бедные и актеры бедные, и зачем нам такие лузерские модели, не подтвердилась даже в 90-е годы. Те, кто ходили, продолжили ходить. Вообще последние десятилетия показали, что ни драматический театр, ни классическая музыка ничего не потеряли и ничего не приобрели.
И последнее. Люди воспроизводят некий культурный паттерн вне связи со своим социальным положением и доходом. Если они начали его воспроизводить, то они и продолжают. Хотя определенные возрастные пики заметны у многих. Люди уделяют много времени и внимания культурному досугу в молодости. Потом они женятся [«уходят победителями с брачного рынка» — ах, какая формулировка], находят работу, заводят детей, и возвращаются к культуре, только когда их дети достигают правильного возраста, а потом интерес снова падает. [И вот это ужасно грустно].
